| *** |
-По-чему-уу?! По-че-е-е-му-у-уу!!!
Маленький, кудрявый амур самозабвенно ревел, прижимаясь к пышному бюсту богини любви.
- Не мучь их, - уговаривал Янус утешающую малыша Венеру.
Пользуясь преимуществами, которые дают два лица, он умудрялся одновременно печально смотреть на богиню и ободряюще подмигивать толпящимся за его спиной амурчикам.
– Что они могут сделать?
Он отобрал у стоящего рядом крылатого мальчика стрелу, снял с нее палку московской колбасы и принялся задумчиво жевать.
- Любовь, - продолжил он, - люди забыли, что такое любовь. Они любят водку, колбасу, кокаин, селедку пряного посола. Любить женщину не модно. Любви стесняются. Верность стала синонимом глупости. Серенады заменил хруст зеленых бумажек. Ну-ка, пойди сюда, - Янус ткнул длинным тонким пальцем в одного из амурчиков, вынь палец изо рта, что за манеры. Расскажи-ка хозяйке то, что мне рассказывал.
- Гомосексуалист - это человек, осознавший всю никчемность женщин еще до своего рождения, - заикаясь от волнения, выпалил ребенок.
- Каково? Думаешь, это он сам придумал?
- Что же делать? – растерянно пробормотала Венера. - Не могу же я просто перестать посылать амуров на землю. Человек не может без любви!
- Может, и прекрасно без нее обходится. У него есть секс – этого вполне достаточно. Очнись, наконец! Эпоха любви закончилась. Я понимаю, с этим тяжело смириться. Проще упереться и делать вид, что вокруг ничего не меняется. Посмотри, до чего ты свой персонал довела.
Богиня в отчаянии топнула ногой. Заплаканный амурчик взлетел с ее колен и испуганно закружил над головой.
- Без любви люди превратятся в животных!
- Все возвращается на круги своя. Ты, наверняка, не знакома с трудами Чарльза Дарвина. По-прежнему читаешь только слезоточивые книги? Зря, много теряешь. Сейчас появилось много хороших авторов. Лукьяненко, например. Очень рекомендую. Что хорошего в женских романах? Чушь, наигранные страсти. Ты же сама это понимаешь.
- Они о любви, - прошептала богиня, глядя перед собой невидящим взором.
- О любви, - передразнил ее Янус. – О любви писал Пушкин!
«Я вас люблю, хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной,
У ваших ног я признаюсь».
- После Пушкина писать о любви глупо. В четыре строчки он мог вместить столько, что у современных авторов в 600 страниц не умещается!!!
Воинственно потрясающий над головой недоеденной колбасой, Янус вдруг замер и медленно простер перед собой руку. Два подлетевших амурчика тут же вложили в протянутую длань кубок с вином.
- In vino veritas, - согласился бог, делая глоток, - но я не об этом. Послушай, красавица, похоже, я смогу тебе помочь. Кто я такой?
Венера растерянно развела руками, не понимая, стоит ли отвечать на столь бессмысленный вопрос.
- Я божество входа и выхода. Значит, могу найти выход из любой ситуации. Вот они, - указал он на толпящихся вокруг розовощеких младенцев, - потому меня и позвали. Ума как у ракушки, но чувствуют, кто может помочь. Опять же работа у них такая – чувствовать.
Бог вынул из воздуха томик стихов Пушкина и с торжественным видом показал амурчикам.
- Вот, перед тем как стрелять, будете людям стихи из этой книги шептать. Поняли?
Выучить от сих до сих!
О, дева-роза, я в оковах;
Но не стыжусь твоих оков:
Так соловей в кустах лавровых,
Пернатый царь лесных певцов,
Близ розы гордой и прекрасной
В неволе сладостной живет
И нежно песни ей поет
Во мраке ночи сладострастной.
Горький табачный чад, разбавленный сладковатым дымом марихуаны и водочным перегаром, переливаясь, висел под низким потолком. Сидящие на шкафу амуры кашляли в кулачки, уныло глядя на хмельную студенческую компанию. Почувствовав, наконец, что время пришло, они, радостно трепыхая крылышками, ринулись вниз к полулежащим на диване парню и девушке.
- Убойный план!
Аня, кашляя, выпустила дым и передала косяк Антону.
- Ништяк, - сипло подтвердил Антон и затянулся с воздухом, через сложенные домиком ладони. – Братуха из Алма-Аты подогнал.
- Гонишь! – округлила глаза девушка, забираясь с ногами на диван, от чего ее и без того короткая юбка собралась в тонкую полоску на поясе.
- Гадом буду, - уверенно заявил Антон, косясь на открывшиеся его взору тоненькие кружевные трусики подруги. – Я, кстати, ради тебя упирался. Этим, - кивнул он в сторону стола, где четверо парней и две девушки хрипло орали: «Нас не догонят! Нас не догон-а-а-ат…», что южак, что химка, только бы крышу сорвало – темнота, а ты телка продвинутая. Понимаешь.
- Рулес, - восхищенно выдохнула Аня, - Антон, а я тебя, кроме шуток, прикалываю? Что ты про меня думаешь?
- Ну-у, - задумчиво протянул парень, - сударыня, вы умны и прекрасны. Вы как роза, которая нежданно распустилась в нашем заброшенном саду. Птицы прилетают к вам, чтобы петь свои песни, звери сбегаются по ночам, чтоб полюбоваться вашей утонченной красотой. Как бы я хотел коснуться губами бутона ваших губ!!! Но я не смею. Я не достоин целовать край вашей одежды.
Ошеломленный собственным красноречием, парень растерянно охнул. Он сам до конца не понял, что сказал, впрочем, это было не важно. Потом. Все потом. Сейчас Антон не отрываясь смотрел на манящие воздушной белизной трусики Ани, всем своим видом показывая, какую именно часть одежды он желал бы целовать.
- Улет, - прошептала девушка, млея от незнакомых слов, - вот это тебя погребло…
Она подвинулась ближе к Антоше и прижалась щекой к его прокуренному свитеру.
Не веровал я троице доныне:
Мне бог тройной казался все мудрен;
Но вижу вас и, верой одарен,
Молюсь трем грациям в одной богине.
- Светлана, сделай мне кофе, пожалуйста, - сказал Виктор, наклоняясь к селектору внутренней связи.
Он откинулся в кресло, и, вертя в руках карандаш, стал ждать, пока появится секретарша.
Обитая черной кожей дверь отворилась, и в кабинет, очаровательно улыбаясь, вошла Света.
При виде девушки в висках у Виктора застучало. Кончики пальцев рук начали неметь. Стараясь сохранить безразличный вид, он взял с серебряного подноса дымящуюся чашечку и сухо поблагодарил.
Проводя Свету жадным, похотливым взглядом, он дождался момента, когда дверь за ней закрылась, поднялся из-за стола и стал ходить по кабинету, нервно дергая плечами.
Пышный бюст, которому было тесно под облегающей кофточкой, стройные ножки в сеточке колготок, сверкающие в разрезе строгой юбки, волна пшеничных волос, струящихся по спине до тонкой талии… Хотелось владеть всем этим. Сейчас! Немедленно!!! Собственно, для этого Виктор и принял на работу золотоволосую Свету, заменив ею уволившуюся после аборта Таню.
Новая секретарша работала уже неделю, а Виктор все не решался начать атаковать предмет своих желаний. Подобная нерешительность была шефу «Автотранса» не свойственна. Обычно, красивые сотрудницы ложились под него на второй, максимум третий день работы, а вот со Светой он почему-то медлил. Попав в ловушку, сплетенную из ее золотых волос, он мучительно метался по своему кабинету, как слепой, натыкаясь на стол и стены, находя успокоение, только прижавшись лбом к холодному стеклу, за которым неспешно пил дождь яблоневый сад.
«Сегодня, попрошу ее задержаться, а когда все уйдут поставлю перед фактом – либо да и выросшая вдвое зарплата, либо биржа трудоустройства», - думал он, - «сегодня…сегодня!!!»
Открыв форточку, он вдыхал запах дождя и прислушивался к стуку захлопывающихся за сотрудниками дверей.
«Ну вот, похоже, всё. Все. Сейчас!»
В дверь тихонько постучали. Виктор вздрогнул от неожиданности, отвернулся от окна и срывающимся голосом крикнул: «Да».
- Виктор Андреевич, - сказала, робко замерев на пороге, Светлана, - можно я домой пойду? Я вам больше не нужна?
- Нужна, Светочка, нужна. Подойдите-ка сюда. Я хотел поговорить…
Виктор запнулся. Процедура «ухаживания» за сотрудницами была проверена, отлажена и сбоев почти не давала, но сегодня что-то шло не так. Мысли путались, рождая какие-то странные, чужие директору «Автотранса» слова.
- Вы любите дождь? - почему-то спросил он. – Мне кажется, что, опускаясь с неба на землю, серая пелена дождя отсекает наши беды и тревоги, принося успокоение. Именно поэтому в дождливую погоду так хочется спать. Колыбельная дождя…Слышите?
Он протянул руку к волосам Светы, но не решился их коснуться.
- И сердце бьется в упоенье, и для него воскресли вновь, и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь, - процитировал Виктор, всплывшие в памяти строки. – Хорошо, что сегодня так пасмурно. Глядя на вас при свете солнечного дня, я рискую потерять зрение, ослепленный вашей красотой. Серость дождливого вечера скрадывает внешний блеск, подчеркивая красоту души.
Вечерние тени впитали слова шефа, и в кабинете воцарилась тишина.
- Так я пойду, - нерешительно произнесла Света, прерывая долгую паузу.
- Конечно, идите, Светочка. До завтра, - ответил Виктор, удивляясь собственным словам.
В открытую форточку, смеясь, выпорхнули три розовощеких амура.
Хвала любви, хвала богам!
Вновь лиры сладостной раздался голос юный,
И с звонким трепетом воскреснувшие струны
Несу к твоим ногам!..
Мама с папой опять ругались, и дети, не желая попасть под горячую руку, поспешно забились в свою комнату. Когда шум утих, шестилетняя Катя прокралась к двери и приоткрыла ее. Младшенькая Маша плакала и требовала «мутики», которых так много по телевизору в предновогодний день, поэтому Катя решила рискнуть пробраться в большую комнату, откуда маняще неслись звуки, возвещающие о начале очередной серии «Ну, погоди!».
Взяв сестру за руку, она вышла в коридор и испуганно зажмурилась, когда на кухне раздался звон бьющейся тарелки.
- Ну?! Что ты стоишь, как статуя? Собирай осколки! – взорвался криком отец. – Я тебе сколько раз говорил, не ставь посуду на край! Ходишь, локти расставляешь… Из тебя хозяйка, как из собачьего хвоста сито!
- Саша, я же не нарочно, - попробовала оправдаться мать.
- Я что, сказал – нарочно? Просто у тебя две руки левые и все пальцы указательные. Говоришь ей – нет бы выполнять, пререкается. От тебя вообще, пока не крикнешь, толку не будет. Сказал, салат крупно порезан – возьми, молча, перережь. Скандал! Сказал, тарелку от края отодвинь – никакой реакции. Кто был прав? Нечего, как корова, глазами хлопать. Убирай!
Испуг, сжимающий Катю в своих объятиях, ослабил хватку, и девочка снова попятилась в свою комнату, но заплаканная Маша уходить не желала. Сморгнув хрустальные бусинки слез, она вырвала свою ручку и с криком «мама» побежала по коридорчику к кухне.
Борясь со страхом, Катя кинулась вслед за сестрой, нагнав ее только на пороге.
Мать молча, как в полусне, взяла в руки веник, но тут же бессильно выронила его, прислонилась спиной к дверному косяку и заплакала.
Раздраженно морщась, отец начал подниматься из-за стола, но внезапно замер, растерянно глядя на плачущую маму.
- Наташ, - непривычно тихо сказал он, - слышишь, Наташ…
Он подошел к плачущей жене и, на глазах у изумленных детей, опустился перед ней на колени.
- Прости меня, Наташа, - сказал он, обнимая ее ноги. – Почему я, дурак, решил, что думать нужнее, чем чувствовать? Муж – это право любить, а не право командовать. Ставишь не туда, режешь, не так… Как глупо… Прости любимая.
- Ляля, - сказала, указывая на открытую форточку, Маша.
Катя тоже посмотрела на окно, и ей показалось, что она видит маленького кудрявого мальчика, который приветливо машет ей рукой. Девочка сразу забыла о страхе и, открыв от удивления рот, начала тереть заплаканные глаза кулачками. Когда она снова взглянула в окно, чудной мальчик с крылышками исчез, но это было уже не так важно, в комнате происходило другое чудо – папа обнимал маму, а она, улыбаясь, гладила его по волосам.
Что можем наскоро стихами молвить ей?
Мне истина всего дороже.
Подумать не успев, скажу: ты всех милей;
Подумав, я скажу все то же.
- Ну вот, сегодня ты выглядишь гораздо лучше, - сказал Янус, не без удовольствия разглядывая округлые формы богини любви, отчетливо проступающие под полупрозрачной туникой. – Тяжелые мысли тебе не к лицу.
- Благодаря тебе, они меня больше не беспокоят, - ответила Венера, с благодарностью глядя на двуликого собеседника. - Читать людям стихи - как замечательно и как просто. Ты очень умный бог. Ты гений!
- Грубая лесть, хотя, признаюсь, и это приятно. Допустим, я - не дурак, но, к сожалению, и не гений. Ум и гениальность – разные вещи. Гениальность – врожденное, а ум - всего лишь следствие жизненного опыта. Опыта у меня больше только потому, что смотреть я могу сразу в двух направлениях. Однако, как вы прелестны…
Повинуясь какому-то странному порыву, Янус отогнал двух амурчиков, укладывающих богине волосы, поднял оброненный ими гребень и сам принялся расчесывать золотые кудри. От его прикосновений тело Венеры расслабилось.
- Да, - томно вздохнула она.
- Что «да»? - спросил почему-то разволновавшийся Янус.
- Ответ на твой вопрос – «да».
- Но я ведь ни о чем не спрашивал.
- Это ответ на твой незаданный вопрос, - сказала богиня потягиваясь.
- Так значит «да»?
- Да.
Кусты сирени, растущие напротив целующихся Венеры и Януса, вздрогнули. Два прячущихся среди ветвей крылатых мальчугана довольно захихикали.
|
| --- |
|
|
