*** |
Историю желаете… Признаюсь, не мастак я… Ну да ладно… Если, под десертик…
Мда… Уверен, Вы неплохо себе представляете, как должен выглядеть молочник маленького городка. Верно-верно, эдакий розовощекий, добродушный, плотно сбитый здоровяк… на чей сочный баритон, по утру и по вечеру, выходят вовстречу с бидонами и крынками. А он, в свою очередь, на приветствия и окрики горожан, знай ответно пошучивает и улыбается в пшеничный ус… Именно так они, молочники и выглядят. Знамо дело, если не молочницы… Вот и у нас в Лазоревом Леле такой имелся -- Хэнс Серьга. Серьга, потому как служил раньше в славно и начисто потопленном Императорском флоте, участвовал в сражение у Мыса Пик, и имел право на пожизненное ношение именного кортика… Только проносил он его видать куда короче, чем рассчитывал… Неожиданно Серьга, бряк и помер – причём бряк буквально -- споткнулся тёмным вечером, выходя из шумного заведения Лысого Хона, о выскочивший из мощёнки булыжник, да и упал на затылок. Вот те раз! А ведь даже и не скажешь, что был охоч до выпивки, и тем более перебора… Что поделать, все мы ходим под Сукном Игрального Стола Создателей, и расклад Их Колоды никому заранее знать не дано…
Вот и пришлось просидеть нам, жителям Лазоревого Леля, опосля, без молочка и творога порядочно… Пока Уважаемый Бургомистр, наконец, не назначил нам нового, изрядно удивив досточтимых горожан выбором…
Во-первых, этого пришлого парня мы знать не знали. Даже толком не поняли и не вспомнили откуда он в городке взялся. И от как звать-величать в наличие только прозвище – Блёклый… А что за человек с одним лишь прозвищем? И чтоб старина и хитрюга Бургомистр, пересидевший в обитом алым бархатом кабинете ратуши, двух Президентов, Кронпринца и каналью Почтенного Регента, Сыпной Мор и девальвацию, допустил эдакую… небрежность, и чужака безымянного приветил… Значит и не небрежность, не оплошность это вовсе – резон, просто по скудоумию стороннему, мало кому и кем понятный.
Но, честно говоря, озаботило то и начало перешёпты старых покупателей Хэнса, поперёд, совсем другое. Видок у нового молочника оказался тот ещё. Вот ростовщику или сборщику налогов сгодилось бы вполне – щуплый, колченогий, левая, скрюченная рука на перевязи… И лицо, со рванным шрамом по подбородку, стылый взгляд… Войной помеченных мы навидались, не удивишь, через двор, кто под картечью хаживал, кто по чащобам и трактам разбойничал, кто с штурмовыми лестницами к замковым стенам бегал, но привидись лично мне поздороваться с таким архангелом у ворот Последнего Сада, я бы развернулся и добровольно потопал к Грешной Котельной. Врать не стану, парень поначалу никому слова плохого не сказал… Он вообще и судя по всему не был любителем рот для речи открывать… Подвесил себе на повозку хэнсовскую рынду, и стал ездить, да позвякивать по утру и вечеру. Он позвякивает, молочко со сливками нам отливает, творожок накладывает, мы ему монетку в ладонь, да не весть с чего торопясь, скорее обратно в дом, мурашки со спины стряхивать… Не поверите, собаки лай теряли и из конуры не вылазили, пока не отъедет. Но худо-бедно попривыкли. Мало ли с чем и с кем по жизни встречаешься, не разойтись, не разминуться… И даже может и сказа бы этого, дальнейшего не было… Если бы не наши, лельские ребятишки.
Началось с Наты, дочки Луна амбарщика… Вообще-то Лун её любил и холил как всякий прочий, честный папаша, по ярмаркам и балаганам на праздники водил, до обносков одежку не допускал, да и прочую девичью надобность угадывал… Но, конечно, случалось и по затылку затрещиной прикладывал – дело то отцовское, особо под лишнюю чарку, похмелье али очередную добрую весть из Пресветлой Столицы… А кто и когда без тумаков родительских рос? Вот и в то утро… Заболталась с подружкой Натка, не удержала полную крынку… А Лун рядышком стоял, с соседом табачком и новостями менялся… Ну и приметил, на шажок подвинулся, да отвесил плюху… А вот обратно, к соседу шага не получилось. Потому как новый молочник у него на кадыке правой клешнёй своей повис. Хватко. И сказал тихо, но слышно на всю улицу… - Считай, голос и здоровье у тебя теперь взаймы – ещё раз такое с девочкой сделаешь, только сдвинув хрящ выпущу… Хвастаться попусту не стану, всем известно, народ лельский не из пугливых… Тот же Лун с отчаянных и на беса никчемных перевалов Палёного Загорья медаль и сержантские лычки поимел. Но перед крабом этим одноруким, что-то и как-то ему… стушевалось. Кстати, как и соседу. Тот вообще цигарку до языка докурил… Кто видел и слышал, призадумались.
Однако к ночным петухам устои и порядки дедовские восстановили, и болтовню ненужную в желтке пресекли. Сыновья амбарщика со приказчиками постарались. Парнишки крепкие, опора порядка и спокойствия. Отметелили они пришлого так, что одни Создателям ведомо, как он снова, по раннему утру корабельным колокольчиком зазвенел. И все бы ещё вежливо сделали вид, что и не случилось ничегощенки – подумаешь!, ну с кем ошибочек по незнанию местных обычаев и мужской глупости не случается… Да только, ой!-ой!, не простого молочника Любимый Бургомистр, чума его лысину с мозгами внутри забери!!!, нам подсуропил… Когда сам – сам!!! – Лун ту самую злосчастную, уцелевшую крынку под белую, пенящуюся струйку, как ни в чём не бывало, опять подставил, этот чудик ему, вроде как даже и с сочувствием, через синюшнюю припухлость и клыкастую прореженность, и процедил… - Полную сегодня и дальше, не посоветую наливать… Амбарщик, понятно, усмехается снисходительно и переспрашивает: - И чегой то вдруг?… Пожалел что ли? Так я ж плачу, приятель… А кто платит, тот и… Или обиделся?… Мелко, брат… - Морды битой мне не жалко, и без обид. Но нынче и навсегда у меня молоко особое, для тебя и… некоторых – прямо объявляю! – опасное… - Слушай, парень… По хорошему. Ты дури, но в меру… За отвагу безбашковую, веришь – почти уважаю… Но… померялись концами, и хватит… Давай бражкой, по свойски, зальём-замоем? - Я предупредил. У того, кто малых зазря забижает, с молочка этого, большая неприятность со здоровьем случится… И быстро. Лун усмешку удержал… А некоторые пальцами у висков крутанули.
Не соврал, злыдень справедливый…
У Луна кровь горлом и носом аккурат после ужина потекла. И голос пропал. Не попрощавшись. Ещё между четверыми блюющими сгустками и стонущими проклятиями, кому-то папашами, тремя матерями, двумя дядьями и опекуншей, старый лекарь Чувх, до рассвета, от дома к дому, метался… Благодаря Небу и его умению, обошлось без покойников. Но уже в следующий день в припадках забились директриса гимназии, преподаватель младших классов, пара торговцев и околоточный. И бестревожный наш городок, Лазоревый Лель призадумался уже всерьёз.
Получалась полная х… пардон!, несуразица! – либо ровное дыхание без судорог и блевотины, либо полезные, завещанные предками, шлепки и подзатыльники для единокровной аль порученной недоросли… Вы бы что выбрали? И потом… Где, кто и как сможет определить эту границу – «зазря»? Глянул, например, на тебя малец исподлобья, или босота мелкая, голодная с прилавка краюху потянула, мальчик девочку у амбара поцеловал-пощупал… Да всякое схожее…
После шумных раздумий и обмена мнений, двинули ходоков в Святую Инспекцию и к Бургомистру. Однако, Аббат-Инспектор принять не смог, его светлейшество стриженная братия, в главной келье, отварами и молитвами откачивала, и от стороннего внимания явно припрятывала. Бургомистр же встретил делегатов вежливо и раздумчиво: - Колдовства ему, братцы мы не пришьём… Потому как, колдовство супротив греха… Цыц! – какое ж это тогда колдовство?… Да и не возьмёт на себя церковь сторону детских обидчиков. Пусть и… по неосторожности. Одно дело за черноту и непокорность Престолам кому пятки до затылка подпаливать, а другое… Отлупить… чудесника по тихому, повторно… А он ещё чего и с чем смудрит – судя по всему, умеет, шельмец… И Бургомистр озорно порозовел дряблыми брылями. Дедом он славился ласковым. - Так выгнать смутьяна за городские ворота и делу конец! - Дурни. А он нам, по эту сторону рва и стен, чего… оставит… И кто ведает, сколько это чудо-молочко действует?… И потом… Неужто так трудно детишек нам и наших же не забижать? Вот тут, признаюсь, многие иначе на Бургомистра посмотрели. А кое-кто и на себя.
Под витражами Ратуши с площади рында урочно прозвякала… И вольный детский смех звяк тот окружал и вторил…
Из за спин обеспокоенных, прокашлялся старый лекарь Чувх: - Переназначьте, ваша милость… Пусть Блёклый… лучше мороженое делает, да и развозит. На лёд и морозильник, уверен, мы обществом скинемся… И городу не без пользы. А для взрослых, как-никак … побезопаснее станет… Но вот молочника вы нам уж кого другого назначьте…
Вот таким полуволшебным образом наш бестревожный Лазоревый Лель купом в славе и облагодетельствовался; и вкусно-полезным производством вне казны, и далеко знаменитым нынче лазоревым-сливочным, и детским воспитание… несколько особым…
Чего, любезный десертик то отодвинули? Это ж самое вкусное и роскошное – «бургомистерское»…
(zestanoyjoker) 17 декабря 2004 года |
--- |
|
|