*** |
Первые ночные и предрассветные часы шли бодро. Наверняка не одному Нюдолю хотелось запеть что-нибудь маршевое революционное. Но наверно каждый смущался своего молодого, юношеского задора — полагалось выглядеть взросло, сдержанно — они шагают на бой. Они шли по искрящей утренней росе, по лугам и долинам щедрой южной земли, которая казалось предназначалась для счастья и благоденствия, но где правили произвол, несправедливость и алчность. Они — добровольческая боевая молодёжная дружина, шли на свой первый бой во имя Революции, за свободу, солидарность и справедливость.
Сначала шли на воссоединение с отрядом ткачей. Но на подходе к пригороду, им навстречу прибежал пацан с новым распоряжением Комитета: ткачам не удалось выступить, ещё в ночь прокатились превентивные массовые аресты, ткачи разгромлены без боя. Вихрастого мальчишку разбирало сказать этим вооружённым людям, чтобы они пошли и спасли его отца, брата и их товарищей, но он лишь сглатывал комок и молча передал записку с новым распоряжением Комитета: теперь двинуться на помощь каменотёсам. Каменоломни находились совсем в другой стороне, расстояние было приличное и через холмы, но приказ Комитета есть приказ Комитета.
- Может всё таки споём? – не выдержала Данка. Девчонкам тяжело давался вес ружей, у некоторых ещё и имелись санитарные сумки, но они лишь упрямо сопели и смахивали пот из под взмокших прядей. Парни тоже смахивали и сопели. - Сейчас главное успеть. Не до песен пока. Шире шаг!
Они не дошли и до каменотёсов. С вершины холма — хорошо что с вершины, увидели съезжающих, смыкающих окружение карабинеров и улан. - Их сотни полторы – констатировал очевидное Шмель: а нас двадцать восемь. - И это опытные солдаты – мрачно добавил Рубинчик. Парни из дружины при подготовке настреляли выстрелов по двадцать, девчата того меньше. И у кавалеристов были сабли и пики, а у дружины только ножи, да и то не у каждого, у Старого, у Данки и у Нюдоля по тяжёлому неудобному пистолету. От улан выехал вперёд усатый ротмистр. - Эй! Карбонарии! Сдавайтесь! Сами видите, у вас ни шанса. Тяжёлый холёный крупастый конь гарцевал резво и нетерпеливо. К ротмистру подъехал блеклый штатский. Ротмистр его будто не замечал. - Эй! Молокососы! Бросите свои берданки — лет по десять каторги. Не бросите — смерть, или изувечим и — по четвертаку. Данка выстрелила. Прядь и злые слёзы застили, но она конечно и по-любому вряд ли бы попала. - Ну дело ваше – сплюнул ротмистр. - Это же фактически дети – нерешительно сказал ему штатский. - Это мятежники. И я предложил им что мог – ответил ротмистр: Эскадроон! Пики! Пшлиии!
- Стреляйте с колена! От сабель поднимайте ружья! – только и успел скомандовать Старый. Его сбила если не первая, то вторая или третья пуля. И слаженного залпа не вышло, и просто залпа. Выстрелов пять или семь. Остальные бессмысленно побежали. Данка, закусив губу, стойко дождалась приближения всадника и выстрелила из тяжёлого неудобного пистолета, и в этот раз попала. Шмеля разрубили. Рубинчика насадили на пику. Нюдоль тоже постыдно побежал, но всё же понял бессмысленность, ну и увидел и Данку, и Шмеля, и Рубинчика. И успел поднять ружьё — клинок сильно ударил, врубился в цевьё, и трудно выдернулся. Нюдоль почти не целился в мундирную спину.
Всё заняло от силы четверть часа. - Вожак – довольно отметил блёклый: Тони. Зачитывался Малатестой — кумир. Кличка хм Старый. Двадцать лет исполнилось в прошлом месяце. - Молокососы – угрюмо буркнул ротмистр, вытирая кровь со стали: Всё же двух моих положили, и двое — в лазарет.
Ветер пригибал сочную, кое где окровавленную траву щедрой южной земли, которая казалось предназначалась для счастья и благоденствия, но где правили произвол, несправедливость и алчность. В траве валялись, почти не корчась, тринадцать из двадцати восьми добровольческой боевой молодёжной дружины. Во имя Революции, за свободу, солидарность и справедливость.
По четвертаку дали не всем: Данке, Нюдолю, изувеченному Рубинчику.
(zestanoyjoker ps) 7 мая-2 июня 2020 года |
--- |
|
|