| *** |
У Татьяны Корноуховой жизнь была неплоха.
Кроме фамилии и полового невезения.
***
В городке Кума наступила послеобеденная сиеста.
Само это словечко чрезвычайно кумавчанам нравилось – занесло-задуло его, жарким степным ветерком, ещё в начале сериальной эры – и вот сразу многое стало приятно оправдываться; и производственно-крестьянская ленца, и душноватая, сытая блуд-«лубовь», во спасение отечественной демографии, да и в целом, бережная для душ и характеров удалённость от общероссийской, а тем более мировой суматохи…
- Замуж тебе доча пора… – вздохнула, домывая посуду, Софья Васильевна.
- И за кого же, интересно? – безынициативно молвила Танька, махнув тощими, мятыми прошлонедельными «Вестями Кумы» на вызывающе диспропорциональную жирную муху.
- А ты приглядись вокруг то… Приглядись! – с неожиданным упором продолжила Софья Васильевна и звякнула в сушку последней тарелкой.
- Ты чего, ма? – Танька с лёгкой опаской загрешила на вчерашнее позднее возвращение – кто б спорил, делать по вечере на берегу тонкой, «да глыбокой» Кумки было нечего – так, пара слюнявых, подванивающих самогоном поцелуев братьев Коскиных, да нудная и крикливая страсть Витьки, чуть не подрисованная очередным бланшем – но ведь понятно, что как-то нужно приличной девушке поддерживать имидж и не давать усохнуть молодому организму…
- А я тебе говорю продуркуешь, последних разберут!
Танька наморщила лобик и память.
Мать, со школы, зазря её самостоятельность не мурыжила, и в личное пространство без веских причин не вторгалась…
Однако, чуждые возрасту морщинки разгладились безрезультатно. Ясно только, что подразумевались не косолапый Витёк, и не близнецы, перманентные сидельцы-бакланы …
- Ну и кто эти последние? На нашу то, звучную фамилию…
Невиданного никогда «хомандировачного» залётца батю-стервеца, да подаренную им кривую фамилию, Танька давно назначила себе на судьбу крестом тяжеленным.
Только Софья Васильевна верную для консолидации тему не поддержала, а приткнула фартук и присела напротив.
Что значило разговор пойдёт на сурьёз.
- А не там глядишь, доча… Не около подола наблюдай.
- Дедку Семёнку что ли мне сватаешь?
Мать улыбнулась.
Но не шибко весело.
- Я пока в уме, и в крайность ни тебя, ни себя не загоню… разумею, остались пока и здесь хрены и домы покрепче…
Танька прыснула.
- …а вот не прихватишь счас, так точно с чужими дворами-огородами сроднятся… Про почтаря нашего чего думаешь?
- Про хого-оо? – Танька прыснула повторно.
Прыснула, да коротко.
Поняла вдруг, мать не в пустое разговор затеяла.
- … Так он ведь… никакой, ма.
- Никакие, это как раз те, что без домов…
- …и без хренов. Ай проверяла?
Нарывалась, конечно, на затрещину.
Не нарвалась.
- Через улицу перейди… Уж как у него в штанах, увы, не довелось, но по заборчику-саду симпатично. А он ведь не на мазутке и не в продмаге заведует. И не на «районке» с обрезом фуры подстерегает. На велосипеде, подумай-ка!, наездил… Вот и покумекай.
Но Танька уже и сама призадумалась… Оно ведь и верно, мужчинка одинокий, равно и с загадками, и с достатками. Сколько он в их Куме? лет шесть? семь?… класса с шестого и помнится. Его тогда дразнить как-то пытались. Но без ответной реакции надоело быстро.
- … и годки его совсем не ветеранские.
Вот туточки Танька, кстати вместе с некоторыми, как раз и сомневалась. Слушки, по лавочками-завалинкам, перескакивали разные.
Но права мамочка… И интересен, не прост дядечка, и… действительно из потенциальных женихов, пожалуй, на весь их городок нынче и единичен, словно снежный барс в алтайских горах – и как сама-то не увидала?, а ведь проверено – не подберёшь вовремя, мил-подружка, Людок Конторкина приберет-прихавает, и не рассчитывай, что подавится… у неё тоже с фамилией и перспективами – не песня…
- Чёрт, даже не соображу… как его кличут?
- Не поминай зазря! Яном кличут. Владимировичем.
- Ишь… Ян-нчик, значит…
- Владимировича по началу не забудь… Во-во, и имечко совсе-еем… не почтарское. Короче, я своё, материнское посоветовала, сиди, размышляй…
Мать поднялась, стянула мятую цветастость фартука, и встретившись грустно с отражением в зеркале, добавила:
- … Начнёшь приманивать, так постарайся по умному – хоть из шкафа пару книжек достань, поговаривают любитель – а сумеешь до нужного довести, не скрытничай, моя подмога лишь вовремя будет хороша, до… тёщиного, аль тьфу, тьфу, тьфу! бабкиного статуса…
***
Поскрипывают из-за поворота велосипедные рессоры…
Ждёт Танька.
В полной молодой готовности и наружности; юбочка не длина, не коротка – поди не с пионером ожидается, губки не простецкие семечки, а фисташки жмыхают, на правой ручке сумочка, левая по бёдрышку…
Только мимо бы и проехал…
- Эй! Я… -яяяан!владимирооович!!!
Остановился.
И руля в её сторону не подвернув.
Ладно. К девичьей гордости потом приучать начнём.
А счас не до того – быстренько, да не спеша, чтоб очарование не спортить…
- … Здасте, Ян Владимирович… А у меня просьба к вам.
- Ко мне?… То есть здравствуйте, барышня. Чем могу?
- В институт вот собралась поступать… А там читать всякое задали… А у нас, сами знаете, местных грамотеев не навалом… Вот мама и… направила.
- В институт? мама?…
Глаза у него серые. В тон седине по шевелюре. Где проблеска лысины и не наблюдается.
А с зубами и брюками не фонтан.
Но рубашка глажена, и дева какая-то иноземная! ботинки чищены!… А пропылись-ка по Куме с окраины на окраину…
- И что же… задали?
По всему видать, про всё другое спросить хочет. А не спросит.
Нездешнее воспитание осталось.
- Да, говорю… всякое. Пушкина… Лермонтова…
Зараза! Специально заучивала же, а всё равно фамилии вон повыскакивали
- …Толстого этого…
- Льва?
- А?… Что?
Солёная кожурка, как назло, вредно к губе прилипла…
- Толстого – Льва Николаевича? Или – Алексея?
- Угу… Фёдора… Достоевского. Антоновича…
Ну вот, улыбнулся наконец…
Фу-ух.
- Боюсь ошиблись вы, барышня… Или мама ваша… Не почитатель я творчества Льва Николаевича, да и Фёдора Михайловича…
- Да-ааа?… Блин.
Да что ж за дрянь прилипчивая!!! Аж под носом защекотало…
А он и не замечает.
- Угу. Извиняйте. А собственно в какое заведение собрались?
Заведения то те ему по барабану… И она. Ей-ей! Сейчас ногу на педаль вернёт, да с до свиданием и поедет.
А может и без.
- А? Что?
Далось ему… Ниже руля своего гнутого, на её стати и не посмотрел.
Какие тут хрены… Одни домы.
И темнеет…
- В это… киношное. То есть театральное.
- Тогда не переживайте, не главное… Туда басни, этюды, Мейерхольд, Станиславский… И чтоб впечатление на приёмную комиссию… Или на конкретного метра. Имеется такой?
Разулыбался.
Раскудык его. Ну об чём он гутарит?!
- Не уезжайте… пожалуйста. Я с вами… познакомиться хочу.
- А? Что?
…Ага!
***
Тихо, хорошо в полуночной Куме.
Бреханёт чей кабыздох, заведут за припозднившимся светом окошком «Хазбулата», с позднего извоза прошуршит бензином и резиной жадный иль удачливый… И дальше опять токо деревянный скрипок дерева мёртвого, да шелест деревьев живых…
Сверху звёзды, снизу запах травяной.
А крыльцо можно представить и кораблём, и островом, и будущим…
- А тебе самому там… как было?
- Где?
- Ну, на том… конфликте, где вожди этих… фарси, не поделили с вождями… теми…
- Напридумала уже. Чем слушала? эт вообще, фиг знает когда и где случилось… а я просто в архивах, по бумажкам пожелтевшим изучал… Увлечение у меня такое – страноведеньем обзывается. С детства.
- Ага-ага, конечно…. С детства?… За дурочку малолетнюю держишь? А медаль?
- Какая медаль?
- Та, что у тебя в красной коробочке, в тумбе письменного стола…
Он очень больно сжал её ладонь. Почти как ударил. Но не крикнул. Не сказал. Губами шевельнул, отпустил и отвернулся…
И корабль затонул, остров беззвучно разорвался вулканом, а никакого будущего и не бывает – всегда кругом настоящее.
Комары кусаются, и в переулке, наверняка, поджидает косолапый Витька. А запросто, что и в кооперации с близнецами.
- По чужим комнатам и столам лазать не отучали?… И на кой про классиков и маму накрутила?
- Про хогооо?… Аа… Блин. Я и не лазала. Мне тётка по пьяни болтанула… а ей хахаль, сосед твой, он к тебе опохмелятся заходил, ты в погреб спускался, ну а он…
- Сам о себе решил позаботиться, подстраховаться…
- Типа того… Теперь полКумы и треплется.
Молчал он долго, две сигареты выкурил.
Комары от них чуток отвалили.
А Витька и близнецы в переулке, от неё – ой навряд ли…
И обидно, что зазря наколотят – и не целовались даже.
- По ошибке.
- Что по ошибке?
- Медаль с коробочкой.
- Расскажи.
***
Дом почтаря подпалили в предрассветье.
Со знанием подпалили. На точняк.
Пожарка с околицы знамо через час подъехала. Пока шланги от колодцев размотали, полыхало и трещало под небо.
Хорошо хоть ближние дворы уберегли.
***
Отплакав первое, Софья Васильевна молча ходила, отгребала по чёрному и тёплому.
- Да бросьте, тёть Соф! Не травите сердце то!!! – Людке Конторкиной в этот страшный день всех скопом жалко – и спавшую на лицо Софью Васильевну, и почтаря этого дурацкого, не прижившегося, и подругу Таньку-оторву, и увезённых в хлипком автозаке Витьку с братьями Коскиными… И особо себя жалко. Что угораздило здесь уродиться.
- Смотри Люд…
Людке подходить жутко.
Но загубив туфли подошла.
Когда Софья Васильевна что-то поднимать стала, прижмурилась
- Ой, мамочки…
- … Сумочка Татьянина. Была… Пряжка вот… заколки… А эт чего ж?… Люд!?
- Не могу, тёть Соф… Рубль что ли юбилейный… иль зз-начок вроде… Ой, чую затошнит меня… Да медаль, медаль! эта его клятая!!!
И побежала, чтоб не на пожарище-погосте запачкать…
- … Как же он ей доверил? и зачем?…
***
У Татьяны Корноуховой жизнь была неплоха.
Кроме фамилии и…
(zestanoyjoker) 23 июня 2005 года |
| --- |
|
|