*** |
1982ой
Они сидят в гулком и светлом читальном зале библиотеки, восторженно листают и запрещено болтают, елозят, и заминают странички. Немногие серьёзные взрослые оглядываются строгими лицами, но так ничего и не сказав, отворачиваются обратно, скрывая невольные улыбки. - Зырьте, зырьте, какие кольчуги… - Не кольчуги, а латы, сиречь доспехи. - Хаха – сиречь! – и Антошка Туманов хватается за живот, и сползает по стулу. Очень смешно сползает – лохматая, рыжая голова уходит в школьный пиджак, как шея черепашки под панцирь. Остальные тоже моментально покатываются. И так смешливо, а уж с Антошкиными рожицами, и с этим «сиречь» – надорваться просто. Тётенька за столиком с формулярами осуждающе качает причёской «стог в передовом колхозе». - Тише, ребя, тише – стараясь посерьёзнеть, выговаривает мальчишкам Наташка Габичева: Выгонят. Нам же доклад делать. - Ты отличница, ты и делай. Вон ещё с Вовчиком… хоррроошистом, блин. А мы с Серым троечники, нам пофиг. Вовчик Смолянкин краснеет и наклоняется низко над горящим, штурмуемым замком. - Зачем же вызвались? – искренне возмущается Наташка. Прям хвостик от возмущения вздыбливается. - Во-первых, мы своих на войне не бросаем. Во-вторых, мы лопухи штоли – тута картинки разглядывать или у Кубатуры на уроке со скуки подыхать. Верно, Серый? - А то. – соглашается Серый. - И потом, у нас ещё билеты на 11.30. Смолянкин пинает в бок Антоху. - Ты чё?... Ой, блин. Ну, забыл. Ташка, тебя Смолянкин пригласить хотел. Кавалер. Как их… идальго, блин. И Антоха с Серым опять ухахатываются и сползают. А Смолянкин опять краснеет. И Наташка тоже краснеет. Видно, что ни за что не хочет краснеть, а краснеет. - Как… билеты? У нас доклад. - Да успеем, Наташ – выдавливает, наконец, из себя Вовчик: Я уже больше половины законспектировал. И тему знаю. - Натааааш… За-кон-спек-ти-ро-вал… - Антоха похоже до обидного передразнивает Смолянкина: Как их… Пииисец, блин. Серый уже не смеётся, а похрюкивает. - Туманов! – и Ташка двигает Туманову подзатыльник: Я те сколько раз предупреждала, не материться. Не терплю. - Да чё ты? чё ты?!... Вот психичка то правильная. Отличница нафик. Совсем не тот писец, а тот, который пишет. Конспектирует, который, блин. Лето-писец. И Антоха всё равно прыскает. - Как же, успеешь с такими балбесами. Мы даже до характеристик феодализма не дошли. - Подумаешь характеристики, – легкотня, наизусть… - продолжает выдавливать Смолянкин: дикие и тёмные времена, «класс феодалов, класс земледельцев-крестьян», лены, феоды, оброки, сеньоры и вассалы, иерархическая лестница, «мой вассал, не твой вассал!»… - В компот нассал! - Высокий юмор! Чего ты, Туманов за осёл… - Ойойой! Иа-иа-иа! - Хоть про Жанну д Арк заучи. Про что кино то? снова ваши индейцы-ковбойцы?… - Свободу каманчам и апачам! - Тьфу.
Конечно, они дружно шагают в киношку. Раньше приходилось на автобусах переться в «Ладогу», или в «Волгу», или в «Полярный», или аж в «Ригу», но теперь год, как новый, мощный кинотеатр воздвигли у домов. Шикарный кинотеатр. Сразу ставший районным оплотом, сборным и мобилизационным пунктом, местом робких свиданок и общих вечерних посиделок. Свободу каманчам! Смерть пришлым «новоорлеанским» и заквартальным.
- … Не, ваще согласен – лихие времена! Зыкинско. Нам бы в тогда. Учёбы никакой – махай мечом, пуляй из лука, замки, рвы, штурмовые лестницы, лошади, благородство… - Между прочим и прекрасные дамы! - Ну, ес-сно… Для идиотов влюблённых. Я бы Коканду ухмылистому башку отрубил. Или в брюхо воткнул… как та х… сорь-сорь! хреновина называлась? у тех… немцев наёмников? которые лан… ланд… Вовка! - Ландскнехты? - Ага. Точняк. Язык сломаешь. Одно слово, немчура поганая. А чем сражались? - Ну, алебардами… протазанами… - Не-не. Меч. Кошко-как-то… - Кошкодёр и есть кошкодёр. Сиречь кацбалгер. А как-то и язык сломаешь – цвайхандер, наверное… может фламберг или гросс-мессер, или и вовсе панцербрехер. - Всё-всё. Харе. Забил мозгами. Сиречь. Полиглот, блин. - Туманов! Полиглот, другое. А Вова эрудит. - Хорошист он. – надувается Антоха. Но ненадолго: Не, правда, зыкинско. Дали бы мы им всем прикурить, Серый, а? - А то. Стопроцентно. Сигарет «опал». Жалко с мороженым напряг. И с газировкой. И в тире не постреляешь. И на великах-мотиках не покатаешься. - И коммунизма сотни лет ждать. - Ой-ой… Хаха! Хахаха!!! Серый! Вовчик! Ташка-какашка в коммунизм верит! - А ты разве не веришь? – останавливается резко Наташка. Зло останавливается. Хвостик вздёргивается, глаза прищуриваются. Но Антоха пока не чует. - Про кудрявого Ленина стишок расскажи! Хаха… И Наташка без размаха, но сильно и точно, впечатывает в Антошкину рожицу крем-брюле за тринадцать копеек. Только брызги в стороны, и вафли по веснушкам. - Ты же пионерскую клятву давал!... Сволочь. И Славке скажу, он «контру» всегда и везде долбить зарекался. На всю оставшуюся жизнь зарёкся. Расскажу, попадёшься, придавит. Славка, Наташкин брат, зимой из Афгана пришёл. Его и старшие полные дурики сторонятся. И Наташка убегает. Не прощаясь. - Видали? – сплёвывает наполовину слюной, наполовину крем-брюле Антоха: Психичка. Думает, испугался… - Я бы точно испугался – честно признаётся Вовка. - А то – поддакивает Серый. И протягивает другу мятый носовой платок, с прилипшими копейками, крошками, и пневматическими пульками.
2010ый
- Когда? - В августе. Соседка распиналась, буквально метра до холодильника не хватило, до бутылочки холодненькой. Типа как обычно – мол, налил бы с вечера рюмашку, на стульчик рядом с кроватью поставил бы… - Брешет небось. Для пиздежу-ветру. Жену его, – Ларка, вроде? по весне встречал, говорила, завязал, – язва и дырки. - Угу. Аналогично слышал. Лично от него и слышал. Не поверишь, у кинотеатра встретились. - Поверю. Аккурат позавчера, блинский блин, словно нарочно, Наташка Габичева звонила… В смысле, ясно, давно не Габичева… Трындела-трындела, растататорилась… Пообещала зачем-то на выходных перезвонить. Не представляю, как сказать, если действительно перезвонит. Любила ведь она его, жуть. Двадцать раз повторила, будто я и без не знал. - А и не говори. Не обязан же. И без тебя найдутся добрые люди. Дуры бабы. - Мы умные… Три раза замужем побывала. Трое пацанов. Целовались. В трусы лазать разрешала. Сам на ней чуть-чуть не женился – и после школы, и потом, после её и моего развода, лет десять назад, совпало у нас… А про Антона обмолвился, аж завслипывала в трубку. - А то. Хорошисты портфели носят, а западают на оболтусов. Неужели не допёрло до сих пор?... Спросить бы где, навестить. - Фиг его. Да и у кого спросить. Да и не хочется ни у кого. Совсем человеков вокруг не осталось, сунешься к кому, в очередное говно вляпаешься. - Стопроцентно. - Ладно, давай. И того… Зря Антона оболтусом обозвал. Некрасиво. Несправедливо. Хорошо, да чё уж, отлично пожил – нам не светило, и не светит. Мальчишку с девчонкой вырастил – замечательных, с веснушками, а не рыжие. Две книжки сумел, мне и остальным хорошистам на зависть. Не приспосабливался, не подличал. Габичева четверть века влюблена. В идейных ландскнехтах и поштурмовал, и позащищал, и за коммунизм, и за феодализм, своих не бросал, перед кокандами всяческим кланяться не обучился… - Сча не догоняю… - Неважно. Вспомнилось. Вот и нас угораздило – в дикие и тёмные времена, – не выскочить, грю. - Ааа… Стопроцентно.
(zestanoyjoker) 8 сентября 2010 года |
--- |
|
|