| *** |
… Садово-дачное товарищество «Новогоднее» запросто могло располагаться вблизи любого крупного мегаполиса – Москвы или Питера, Нижнего Новгорода или Новосибирска, или и не очень крупного – требовалось лишь, чтобы территория товарищества, почти полностью, за исключением переезда через старый деревянный мост, оказалась окружена торфяными болотами и болотцами, чтобы дома и домики расходились от полуразвалин заброшенной, дореволюционной усадьбы, чудесный прудик, аккурат рядышком с усадьбой, составлял болотам и болотцам яркую и чистую оппозицию, а население товарищества составляли люди в основном интеллигентные и по натурам своим малопригодные для первой составляющей словосочетания «садово-дачное»…
Ах, да и чтобы недалеко от товарищества, но всё же за торфяниками и мостиком, находилась и припухала «производственными площадями» опора и надежда отечественного и районного ВВП, бизнеса и производства – кондитерская фабричка «БобСоер»
Пожалуй, добро пожаловать в «Новогоднее».
Правда, такого плакатика на мосту-переезде не имелось, а только шлагбаум, да человек в выцветшей ветровке, что шлагбаум открывал. Если сидел-курил в будочке. А если чаще не сидел и не курил, то въезжающие сами выходили из авто, и нажимали в будочке облупленную кнопочку.
Но сейчас автору нужен человек в будочке и в выцветшей ветровке.
Потому, что именно проезжая мимо него незнакомые или новенькие, да даже из постоянных, часто говорили «Ой!» Особенно дети.
Потому, что у человека в выцветшей ветровке страшное лицо, с правой стороны – нет, задранной каким-то срезом-вывертом, верхней губы, и от того, кажущиеся несоразмерно большими, зубы наружу, а глаз наоборот утянут, омертвелостью мышц к низу.
Сейчас невозможно сказать, кто первым, после «ой» полувыдохнул-полувыкрикнул «Щелкунчик!», да и неважно – Щелкунчик приклеилось накрепко, хотя левая сторона лица у человека в ветровке относительно нормальна.
Ещё Щелкунчик нем. Показывает на пальцах. Коротко и понятно показывает.
А живёт Щелкунчик как раз во флигельке той самой дореволюционной и полуразваленной усадьбы. То ли лишь летом, то ли круглый год. То есть Щелкунчик не садоводачник, а… сложно назвать кто, но всегда удобно – починить чего, показать-проводить, лодку или солярку дать, битую утку, а то и зайца принести к костерку. И не пьёт. Не в смысле зашитый и ни рюмочки, а в смысле безотказности, непохмелья и простой опрятности. С ним и тех же ребятишек оставить надёжно – косятся, конечно, отбегают по двору, порой и дразнятся, но надёжно и свойски.
Золя Таскина – ну, да имя вот такое, компромиссно сложившееся от хотения мамы «Зои», и от хотения папы «Оли», а теперь и от «Золушка, ты наша», Щелкунчика никогда не дразнит. Рисует.
- Дядя Щелкунчик, а повернись… той стороной. Но потом я обязательно нарисую тебя и красивым.
И рисует. И красивым тоже.
И Щелкунчику нравится. И сидит послушно. Если Золя дарит какой рисунок, он забирает с собой.
А в следующий раз приносит Золе цветы-веточки-коряжки, как бы обычные, но и редкие чем-то.
- … Пап-мам?
- Чего, дочка?
- Щелкунчик… несчастный?
- Гм… Кхм…
Папа и мама задумываются. Переглядываются сверяясь.
- Фиг его – наконец, говорит папа: Вроде и да. А вроде и нет.
Мама согласно папе кивает.
Но Золя не понимает.
- Смотря с какой стороны посмотреть, доча…
- С какой стороны его лица?
- Гм… Кхм… Наверное, тоже верно. Говорить не способен, калека, один живёт, ясно, что не богат, не любим, дразнят и пугаются – получается, что несчастный. А с другой стороны…
- Лица?
- И лица… Живёт как хочет. Вряд ли должен и обязан кому. Нервов, здоровья и тех же денег, на всякую лабуду не тратит.
- А мы тратим?
- Гм… Кхм… Хорошие рисунки у тебя, доча.
- Значит тратим. А зачем?
Папа и мама немножко сердятся. Или делают вид.
- Вот до своего ребёнка доживёшь, сама узнаешь-разберёшься.
Ближе к осени в «Новогоднее», что называется «пришли бумаги» -- пропыхтела по оказии неопознанная газелька, и водила выставил около шлагбаума папочку из одинаковых листочков.
На каждый участок и пофамильно.
Дескать «компромиссное предложение, к незаконным собственникам». От совета директоров ЗАО «БобСоер», а проще ксероподписанное г-ном Мышлинским Т. М., в авторитетном и шепотливом просторечии, крайне серьёзного человека, широко и далеко за пределами известного, под добавочно пугающей несерьёзной кличкой Мышь.
И по «Новогоднему» затрепетала паника. Не шибко, но настороженная, ибо люди в основном интеллигентные и по натурам своим малопригодные для первой составляющей словосочетания «садово-дачное», всегда готовы затрепетать лёгкой паникой, особо по причине «прихода бумаг».
Подбадривая себя интеллигентные люди долго и разрозненно посовещались, и отправили в местную управу, разведывательно-возмущённую делегацию в составе четы Волокушиных.
В управе чету благодушно выслушали, успокоили и заверили, что «ничего подобного документально и фактически не известно», следовательно абсолютно не реально, и причин для беспокойств не имеется.
И ровно через три дня глава управы, вкупе с зам.начальником районного отделения милиции, и парой судебных приставов, женского сурового роду, с поджатыми губами, прибыли в «Новогоднее» самолично, в просторном и мощном джипаре г-на Мышлинского, и ответственно-синхронно покивали на зачитывание решения местного же суда, мышлинскими дюжими представителями-«референтами». Зачитывали «референты» плохо и буквально по слогам, но ситуация однозначно складывалась в предельно конкретное «Выметайтесь» -- срок неделя, ну пусть две, максимум, и по доброте душевной – согласным на мышлинскую «компромиссную» «компенсацию», выдадут гроши по подписанию согласия – да, хоть тут же и прям сейчас, а не согласным… придётся всяко выместись – уж конкретно не сомневайтесь, без компенсации, «в порядке предусмотренном действующим законодательством РФ», то бишь даром, и вполне вероятно, без гарантий сохранения морального и физического здоровья.
«Новогоднее» возмущённо всколыхнулось.
Жёны стали выталкивать вперёд мужей, самые граждански-активные выхватили мобильники, и, размахивая руками в природу вокруг, воззвали к различно-знакомым ТаньВановнам и СанМатвеичам, но референты, устало закончив чтение вслух, потеряли приказанный интерес, и расступились, уступая очередность вялой реакции главе управы, зам.начальника отделения милиции, и апатичным приставам, -- очевидно выражая, что поздняк метаться.
Сам г-н Мышлинский, расстегнув пиджачок и выставив ножку на желтеющую травку, благодушно вдыхал свежий предсентябрьский воздух.
Пока к г-ну Мышлинскому не подошёл Щелкунчик.
Как-то референты его, убогого Щелкунчика пропустили и подпустили.
Щелкунчик потрогал г-на Мышлинского за вдыхающее плечо и показал на пальцах – палец средний вверх, и затем перевернув кисть вниз, двумя пальцами – шажочки, и большим пальцем к мостику.
Г-н Мышлинский не удивился и заинтересовался.
- Эт, ты – мне?
Щелкунчик кивнул.
Референты обучено, и чуть виновато сплотились.
И г-н Мышлинский кивнул. Референтам. А на зам.начальника милиции и на главу прициркнул – дескать, и замечательно.
Референты приобняли Щелкунчика и повели недалече, победно и внушительно раздвигая жидковатую садоводачную толпу.
Из недалече референты обратились скоро и довольные, как выполнившие работу привычную, и от того любимую, -- не по слогам читать. И естественно обратились уже без Щелкунчика.
Глава управы и зам.начальника отделения ещё вяло реагировали, мужья переминались поперёд жён, в часть мобильников ещё отвечали невидимые, предательские и абсолютно бесполезные резервы, чета Волокушиных придушенно голосила, когда г-н Мышлинский прициркнул на сопровождающих вторично, чем и подвёл итог событию. Событию юридически оформленному и по-всему свершившемуся успешно, и сулящему быстрожданные перспективы отечественному кондитерскому производству районного масштаба.
И мышлинская свита, за вычетом оставленных на законное добитие и просвещение женскоприставов, полезла в джипарь.
И тут, по верх головам новогодневцев и точно в переднее левое колесо джипаря, жахнуло.
Джипарь по-русски охреневше просел.
Утки с болот инстинктивно взлетели.
Зам начальника отделения схватился за пустую кобуру, глава управы за околосердечье, референты за подмышки, приставши пороняли папки и присели гендерно с частью населения, г-н Мышлинский не удивился и заинтересовался.
Жахнуло и по тонированному лобовому.
«Новогоднее» всколыхнулось неопределённо. А чета Волокушиных добавила в голосение робкие нотки бодрости, отдалённо напоминавшие мотив «Интернационала», или «Марсельезы»
- Бля… – выразился г-н Мышлинский отряхиваясь от тонированных осколков, и обратился к запавшим за спинки кресел главе управы и зам.начальнику отделения милиции: - Он кто?
- Щ-щелкунчик – ответил глава управы.
- В-вожатым раньше здесь работал – ответил зам.начальника отделения милиции.
- Кееее-ем?
- В-вожатым. В усадьбе лагерь пионерский располагался. Давно. – уточнил зам.начальника отделения милиции: При совдепии. «Ветерок» назывался.
- Вожатый. Ага. – насупился г-н Мышлинский и повторил: Бля.
И добавил обещающе, глядя на резво крадущихся за заборами, и углами домов референтов, и порядочно отстающими от них приставами: Ладно.
Щёлкунчику опечатали флигель и описали скромное имущество. И официально объявили в розыск, развесив портреты со страшной стороной лица.
Дважды приезжал ОМОН и пытался редкой цепью прочесать болота. Но по болотам цепью, никак.
А «дату вступления в права» назначили на второе сентябрьское воскресение.
Новогодьевцы составили и отправили пару безнадёжных петиций, и начали уныло паковаться.
- ... Мам-пап, Щелкунчик – за нас?
Папа и мама задумываются. Переглядываются сверяясь. И пакуясь.
- Выходит, что за нас.
- А зачем? У него то нету тута дачи и участка...
- Гм… Кхм… Ну… у него флигель. И вообще Волокушины трепались, что он правнук хозяев усадьбы. Но врут поди.
- А милиция против нас?
- Гм… Кхм…
- Щелкунчик хочет жить, как хочет? и как мы хотим?... А как он хочет? как мы хотим? как вы хотите?
- Вот…
- … до своего ребёнка доживу, сама узнаю-разберусь. Помню.
Папа и мама опять немножко сердятся. Или делают вид.
- Хорошие рисунки у тебя, доча. Ты их собери и сохрани. Обязательно.
… Во второе сентябрьское воскресенье мышлинский джипарь возглавил небольшой караван из неопознанной газельки, грузовичков для вывоза интеллигентного скарба, ментовского автобуса, бульдозера и явно приблудного и излишнего экскаватора.
Около моста-переезда, шлагбаума и будочки, где не имелось плакатика «Добро пожаловать в СДТ «Новогоднее», и человека в выцветшей ветровке, караван натурально рвануло натуральным, самодельным фугасом. Но ровно на упреждение. Без жертв, ранений и контузий.
И караван дальше следовать отказался. Матюгающимся большинством. Как ни странно, особо матерились референты и приставши.
- Бля. – опять насупился-повторил и г-н Мышлинский.
- А если б на мосту? – пощупал околосердечье глава управы.
На мосту застыла вереница новогодьевцев, с вещами, баулами, чемоданами и т.п.
Милиция высыпала из автобуса и снова попробовала по болотам цепью. И снова нелепо и никак.
Зам.начальника отделения милиции вызывал подкрепление и вертолёт.
- Авиацию и артподдержку вызови – буркнул Мышлинский и скинув пиджачок, полез из джипаря. Вылез, вздохнул полной грудью, и зычно гаркнул:
- Ээээй!!!... Вожатый, бля! Партизан!... Идиот убогий!!!... Чую, слышишь меня!... Ты чё за херню-вьетнам устраиваешь?!!!... Ну, на кой тебе?! а???!... Приходи ко мне, договоримся! Ты и я! Слово!...
Над флигельком усадьбы поднялся и взвился вымпелок «П/Л «ВЕТЕРОК»
Милиционеры, без энтузиазма, помчались-почавкали с болот, по мосту, спотыкаясь в барахле новогодьевцев.
- Ну, ты даёшь, бля!!!... Слушай меня внимательно! – я про тебя ведь всё поднял!!! до прадедов, действительно за развалины по сибирям отправленным... И что?!... Дым отечества???! Тимур без команды?!... И ты ж, бляха-муха, не Рембо, не спецназ, не ВДВ – ЖэДэшник-невезунчик увечный, на вторую недельку на дрезинке подорванный, к невесте-родителям не поехавший… Ну, уважаю. А я – я!!! – ДШБ и Пандшер, бля. Чуешь?!!... Да и не в этом дело…
Мышлинский сбавил в голосине, и присел на травку. Но разносилось всё равно прилично. Утки над болотами не снижались.
- За кого и за что воевать собрался ?!!!... За них?!... Ну, жалко. Ну, несправедливо. Ну, бяка. Так их ПО ЛЮБОМУ продали. Как тебя на дрезине, как меня в Пандшере... И землю эту. Точнее за землю и продали. Понимаешь, партизан-вожатый?!!!... Не мне, другому бы, раньше-позже… У нас либо продадут, либо пропадёт – и чё лучше?!… А тебя отловят, и срок вмажут. Или пристрелят. И правильно!!!... Не время сча для придурков. И никогда не время!!!... Мой тебе совет, вожатый! – ко мне приди, договоримся!
Г-на Мышлинского дёрнули тихонько за рукав.
Девочка Золя Таскина.
И протянула рисунок. На обороте розыскного. С мультяшными героями, но для полной ясности и подписанными старательно – «Мышиный король» и «Щелкунчик», Мышиный король противный, а Щелкунчик некрасиво красивый и благородный.
- Думаешь?
И девочка Золя Таскина уверено произносит:
- Да.
- Угу. Хороший рисунок у тебя, девочка. И сказка хорошая.
От флигелька трескануло выстрелами. Не жахающими.
(zestanoyjoker) 6 августа 2008 года |
| --- |
|
|