*** |
- Фрау…? - Да. Фрау. У меня наличные. Без сдачи. - Понял, фрау. Номер на одну?... Понял-понял. Простите. Портье не стал смотреть на поднимающиеся вверх ещё тугие лодыжки, и гулкий перестук каблучков – не захотелось. Хотя у ночного портье второразрядного, окраинного мотеля не много развлечений в догорающую, сквозь жалюзи, закатом половину одиннадцатого вечера, -- но противные и липкие мурашки вдоль по позвоночнику не стряхиваются. - Встречаются такие стервы… - буркнул и передернулся, наконец, ночной портье. Сказанное удивило его самого, – какие «такие» он бы не смог объяснить ни другим, ни себе.
… Фрау скинула влажный плащ и нелёгкую сумочку, прям на неважно застеленную кровать, с наслаждением скинула тесные туфли, и лишь затем вытащила из за широкого пояса пистолетную тяжесть. Только в очень редких случаях она позволяла мужскую, и достаточно гопническую манеру. Но сегодня и сейчас ей и требовалось немножко лихости, немножко ушедшей навсегда молодости… - И множко водки – закончила негромко вслух фрау. В сумочке фляга. Не шибко уместная вместительностью, помятостью, и явно военным одеянием, -- потёртая, грубая ткань облегает лёгкий металл, как гимнастёрка, принявшая все очертания и складки тела бойца. После второго тёплого глотка представился мужчина. Юный, не сильно умный, разговорчивый, горячий и жадный, непременно усатый. Некоторое, короткое время Фрау раздумывала, даже придвинула поближе телефон. Но потом отодвинула телефон на прежнее, беспыльное место. В коридоре осторожно прошагали. Фрау поленилась придвигать и пистолет. Лишь небрежно накрыла краем покрывала. Те опасные шаги она узнает. А лучше если почувствует заранее. Лучше если… Халдейский стук в дверь. - Шампанское, вино, виски, джин, теккила. Фрукты, шоколад… - Не надо. У меня с собой. - Понял. Приятного, фрау. Извините Она, конечно, стареет. Вот буквально и за данные, испаряющиеся секунды. Косметика совсем паршиво маскирует морщины на лице – именно маскирует, а не скрывает, и никак на шее. И для опьянения достаточно неполной фляги – ровно шесть глотков; два больших, три в половину, один в половину половин. И однажды она, конечно, тех опасных шагов, и не почувствует, и не узнает. Но не сегодня. Точно, что не сегодня. А значит вполне можно продолжить тремя в половину. Потом прикрыть глаза, и расслабленно, на ощупь достать сигаретную пачку, вытянуть сигарету, чиркнуть зажигалкой… Не табак. Не совсем табак. Дорогая набивка по персональному заказу. Дым с запахом прошлого. Не ароматом – крепким, терпким запахом.
Горы… по склонам цветёт… несообразно мирный, добрый ветер… опрокинутое небо… руки сильные, и сильно умного, опытного, молчаливого, прохладного и щедрого… - Ты будешь жить дольше. - Долго-долго? – веруя, счастливо смеётся она и перехватывает флягу. - Дольше, а не долго. Значительная разница… Когда научишься пить в половину, треть, четверть глотка? - Когда научишь. Ведь научишь. - Научу… Пистолет клади, или вешай – а не бросай, только рукоятью к себе, чтобы держать в поле видимости, и ровно на расстояние вытянутой… - Ну, хватит, а? - Не хватит. - Не-хва-тит. … Нравилось, желалось ли ей изображать доверчивую, бестолковую и неумелую девочку? – молодость и не задавалась, а теперь и не ответить – главное, что получалось, получилось, -- и как он подпустил?! не узнал, не почувствовал… Почему? Он же действительно был гораздо старше, опытнее, холоднее… - Звёзды или солнце? Так близко лежит пистолет. Ровно на расстоянии. Но мушкой и дулом. И звук выстрела в горах предательски звонок и раскатист. - Вроде орёл или решка?... Звёзды. Позволяют себя рассматривать. Дым с крепким, терпким запахом. Не табак. Опрокинуто и ночное небо. - Ну, значит, решка. Про родителей наврала? - Ага. Как понял? - Если отворачиваешься, взгляд бездомный. Перестаёшь контролировать. И дочки, домашние так не прижимаются, напрягаешься. - Всё равно я чья-нибудь дочка. Я не ослышалась – бездомный? - Не ослышалась. - Знаешь о дочках? - Знаю. - Мудрый. Усатый. Мой. Пойдём погуляем? - Опасно. Глупо. Мины. Запросто и снайпер. Она обучена действовать и удавкой. Но с ним ей не совладать. - Сердитый. Опасные – шаги. Видишь-видишь! я запомнила. И мне положена благодарность от командования. А глупый – ты. Пойдём? - Командование решило «глупо». - Мудрый. Моё мудрое и любимое командование. Не пойдём. Ей – восемнадцать, ему – двадцать четыре.
Он второе её задание, -- первое нетрудное: пожилой, одинокий еврей-ростовщик, вроде сдачи экзамена на пригодность. Её готовили, дрессировали четыре года. « - … Ты, помнишь папу и маму, дитя? - Нет, мадам. Я помню, что я сирота. - Мы сочувствуем тебе… Ты ознакомилась с правилами нашего заведения? - Да, мадам. Заучила наизусть. - Хорошо. Ты производишь приятное впечатление. Ступай, дитя. И помни о милости, доброте и бескорыстии давших тебе хлеб, тепло и кров.» «Держите осанку и дыхание, барышни! – Да, мадам» «… За день ваше тело совершает тысячи привычных, безошибочных движений; вы берёте ложку и вилку, вы открываете двери, завязываете шнурки и застёгиваете пуговицы, режете-разделываете мясо, готовя обед – и вы не роняете вилку, не промахиваетесь мимо дверной ручки и пуговиц, не режете себе пальцы… … спокойствие, будничность и всего одно то, нужное, заученное движение» Ступай, дитя.
На его досье красным росчерком «Ликвидация». В досье мать, отец, сестра – семьи и детей нет. Насчёт домашних дочек, что-то не из досье… До он служил отчаяно и честно, награждён, выделен, привлечён, но неожиданно вышел из под контроля и убил связного. После, двоих специально присланных из спецуры. Собрал ватажку и укрылся за перевалами. Дистанционное уничтожение Концерн посчитал рискованным, у него неизвестный компромат и неизвестно где тайник. Он воюет пять лет, отважен, жесток, расчётлив и предусмотрителен. Он окружён, болен сумасшествием войны, солдат и командир. Она воспитана Концерном, миссией перед безумным и зараженным миром, ищейка, лицедей и палач. - Давай наберу тебе цветов? здесь они удивительно, необычно красивы… - Набери. Но обожаю я ландыши. - Ландыши?... Забыл. Прошлое.
… Прошлое. Ей восемнадцать тогда. Ему двадцать четыре навсегда.
Нож тоже нужно класть, или прятать рукояткой… Но возможно и бросить.
Она живёт дольше. Она живёт с тогда. Она умерла с тогда. Окончательно переродилась с тогда в Фрау.
- … Ёх!, бля – невольно выругнулся ночной портье – чё ж за… Сеньоры? - Сеньоры, сеньоры… - Номер на…? - Ша. Сюда заходила? Сосредоточься и внимательно. Фотка плохая и стёртая. В парадной форме, с ромбами в петлицах, симпатичная, почти обаятельная милашка, улыбчивая, но… Ночной портье кивает. Показывает на отсутствующий брелок. Сеньоры поджимаются, теснятся друг к другу, слегка и недоверчиво бледнеют, и вцепляются в карманы. - Не ошибся? Сосредоточься. Нельзя ошибиться. Портье послушно и старательно делает вид, что пересматривает. - Взгляд бездомный. - Ёх, бля!... Поразительно. Как по оперативке… Заслужил, ты парень премию. Коли нам сегодня повезёт… а не снова ей. Портье подносит к близоруким глазам циферблат. Сеньоры задерживая дыхание и движения, перекрывают лестницу наверх. - Простите, сеньоры, но позвольте? - А? бля… Глохни. - И всё же, позвольте… И бликует циферблатом под надвинутые шляпы. - Нарываешься. Чего? - Советую попозже… под утро... как бы завтра. - Че-гоо?! - У неё с собой.
Она, конечно, стареет. И однажды она не узнает и не почувствует заранее… Но не сегодня. Точно, что не сегодня. Допитая фляга, пачка сигарет, засушенные ландыши на смятом покрывале, дряблая шея с учащённым пульсом, крепкий, терпкий дым, пистолет и нож, рукоятями ровно на расстоянии…
(zestanoyjoker) 26 апреля 2008 года |
--- |
|
|