*** |
… совершенно заурядная и почти сентиментальная история. История, которая, пожалуй, и могла бы сложиться… Если бы… Если бы.
… Она полюбила его издалека и не видя. Она полюбила его за его тексты – такие удивительно и точно попадающие и в её сердце, такие пронзительные, такие честные… Талантливые и сильно раненные.
Он казался ей мудрым, и одновременно воплощением ещё подростковых представлений о мужчине. Хотя она и убеждала себя, что полная чепуха.
… а он вставал от монитора, тёр покрасневшие глаза, и шаркал дырявыми, старыми шлёпками курить на ночную, пустую кухню.
… ему она никак не казалась. … он то думал другое, не особо про женщину. Он просто хотел подарить ей чуточку себя, своего… Поделиться. Разобраться. Доответить. Рассказать. … как и всем остальным, кто читал и потом безмолвно, виртуально «произносил»-отписывал ему «спасибо». Или не отписывал.
… он считал, желал считать, что так искупает и исправляет. Что-то что не получалось объяснить. Что-то, что вообще не получилось в жизни. И уже, наверное, не получится. И что, наверное, нельзя исправить.
… он чувствовал, знал, запоминал их всех, каждого и каждую. Учился и научился. Действительно хотел и старался.
… и в его намерениях не было корысти или лжи. Даже обычного авторского тщеславия, как тщеславия. Какое уж тут на фиг тщеславие… только дырявые шлёпки и сигаретный дым – в окно, в незвёздное просможенное столичное небо.
… а она снова думала о нём. Про него. И всё больше и больше. Она начала волноваться за него. Не сразу, конечно. День за днём, месяц за месяцем… Строчка за строчкой, абзац за абзацем, страница за страницей, рассказ за рассказом…
… боль, улыбка (а интересно КАК он улыбается?), сопричастность, сопереживание, иногда слезинка.
И он чувствовал, знал, запоминал, что это и есть его лучшие рассказы, когда слезинка…
… но оспаривал и опровергал, что она представляет о нём – ведь она представляла о его текстах.
… да, с ним случалось кое-что, про что он писал и рассказывал. Но не более чем кое-что. И давно. Остальное он лишь подсматривал за другими. И тоже давно.
… теперь – монитор, дырявое шарканье, кухня, сигарета.
… но она привыкла и уже не обходилась без. Строчка за строчкой, абзац за абзацем, страница за страницей, рассказ за рассказом… … она спешила. Порывалась. Нервничала и раздражалась без коннекту. Отменяла и готовилась. Готовилась и отменяла. Хотя долго и не призналась бы. В том числе и самой себе.
Он давно не спешил. Потому что опоздал раньше.
… ей казалось, что написанное им, правда. Пусть он издалека и убеждал её в обратном. … а ему – что искупление и отдача. Пусть она издалека и соглашалась.
И они оба, конечно, ошибались.
*** … он не вернулся к монитору с пустой кухни и из-под своего просможенного незвёздного неба.
… она не простила ему его невозвращения, блеска своих звёзд и слезинок, своих ещё подростковых представлений и своей привязанности.
*** … совершенно заурядная и почти сентиментальная история. История, которая, пожалуй, и могла бы сложиться… Если бы… Если бы.
*** … очень издалека. … очень через монитор. … очень коннект.
*** … остались тексты. Талантливые и сильно раненые: строчка за строчкой, абзац за абзацем, страница за страницей, рассказ за рассказом…
(zestanoyjoker) 6 июня 2007 года |
--- |
|
|