| *** |
… Меня мучило-маяло третью неделю – сходить? или забить, да и выкинуть из головы?
… Немногие, но всерьёз, говорили, что у Старика случается нимб. Правда… хм, большая часть из этих немногих тут же оговаривались, что скорее всего так упали-преломились солнечные лучи в его маленькой квартире, и дескать, засветились пылинки пыли…
Нимб из пыли.
Но, однако, преломлялось и светилось.
А у других не преломляется
… Собирался я трижды.
Последний раз дошёл аж до подъезда Старика… Где и увидел заходящего внутрь, поперёд себя, Пашку Семиречного.
И я подловатенько тормознулся обождать. Пока и как выйдет Пашка.
Семиречный свои тексты, а точнее бестселлеры не писал. Он их молотил-вываливал, как ударный шахтёр добывает породу, и гнал в издательства вагонетками-томами…
И издательства брали.
На зависть, что друзьям, что недругам.
В числе коих находился я? – мне и Пашке периодически не определялось.
Обождать стоило. Хотя и чувствовал себя по дурацки, и пришлось выкурить несколько сигарет подряд.
Пашка вышел минут через сорок… с пылающими ушами.
И слава небу и приличиям, меня не заметил. Похоже, в данный момент, он не заметил бы и метели посреди августа.
Такие ухи до я видел только в детстве; у одноклассников, и в зеркале.
Вот опосля пашкиных ухов, по-настоящему решился идти и я.
Хотя и окончательно перестал понимать и мотивировать себе зачем -- как-либо, даже условно, сравниваться с тем же Пашкой было очевидными глупостью и самонадеянностью…
Что я знал о Старике?
Наверное, ровно, что и остальные.
… Во-первых, что стариком, в значении биологического возраста и отмерянного человекам срока, Старик не был.
Но порой выглядел.
Во-вторых, что никто не читал, а значит и проверить не мог, что, где и когда писал сам Старик.
В-третьих, что Старик появился здесь относительно необъяснимо, и крайне редко выбирается из дому.
У окна стоит часто. Дымя странной, полускрюченной трубкой.
Те кто рассказывал про нимб, носили ему снедь, газеты и табак.
За табаком, теперь, приходилось порыскать.
Старик их не просил, но и не гнал…
Точнее гнал, но не за снедь, табак и газеты.
За тексты.
В-четвёртых, что однажды и побил. Кого конкретно и за что именно, никем не признавалось.
В-пятых…
В …дцатых…
… я отбирал… Очень давно так не отбирал.
Просидел до рассвета.
Сразу забраковал повести – нет, я их не стыжусь, скорее наоборот, и даже – чего уж тут, перечитываю в удовольствие и воспоминания, но знаю же, сам знаю! что не удались.
Статьи – вроде удавались – но прошлое и суета.
Конечно, забраковал и сценарии – да, и до сих пор, к собственному удивлению, случаются заказы – а это о чём-то, но говорит -- о чём-то, но тоже не о том.
Значит, как и предполагал изначально -- рассказы.
В итоге, окончательно разболевшись мозгами, сомнениями и совестью, отобрал, священное монгольское число – девять.
Из почти двух сотен.
Лишь те, что нравятся самому.
Не дороги, а нравятся.
Потом переспал беспокойно чуток, умылся-побрился, хлебнул кофейку, матернулся, и понёс…
- Здравствуйте. И я вам… принёс. Поглядеть.
- Ясно, что не съесть.
В квартире прибрано, но действительно пыльно.
Книги.
Компьютер.
На диване, в видимой части комнаты, ноутбук, трость, банка томатов в соку, издалека пахнущая корочка чёрного хлеба, и… расчленённый наган.
Короче, и достаточно банально, и достаточно оригинально.
- Блин. Я и так чувствую себя… неловко… Как мальчишка.
- А вы не чувствуйте.
- Я про «съесть» не понял – … типа, намёк?
- Нет. Типа, про «ясно, что не съесть». Кстати, могу предложить позавтракать… Холодильник и чайник на кухне.
- Спасибо. Но я, пожалуй, откажусь -- здорово волнуюсь…
- Ну-ну… Откажитесь. Поволнуйтесь.
Старик надел очки – ни дальнейшего знакомства, ни прочего подобного, взял протянутую папку-файлик, вытащил листы и стал читать.
Сразу. В коридоре.
Из трубки вывалилась искорка.
- А наган всамделешний?
- Нет. Разобранный. Вы, если можно, мне сейчас не мешайте.
Прелестно.
Нимба не наблюдалось.
А от дыма, с примесью фармакологического, засвербело в носу и гортани.
И мне захотелось что-то эдакое ответить.
Не шибко вежливое.
Но не ответилось. Продолжало нелепо стояться, переминаясь, в прихожей.
Старик читал, сменял листы быстро.
А я вспомнил, как шестнадцатилетним принёс рукопись, а скорее фигопись, в редакцию… И как мне её исчеркали вдоль и поперёк.
А я сидел напротив, потел подмышками и затылком, и от чего-то добавочно пугался, что у моей первой редакторши и поползёт вверх бровь… – чёрте с чего внушилось, коли поползёт, то со мной произойдёт натуральный и некрасивый обморок…
Старик прочёл и тоже достал из нагрудного кармана ручку.
Ну, вот.
… и поставил на двух листах по крошечной козявке-отметинке.
Вложил обратно листы в файлик и вернул.
- Принесите завтра ещё…
- У меня есть талант? – вдруг хрипло выдавилось мной.
Из трубки Старика снова вывалилась искорка.
И потухла, недоупав на потёртый коврик, на обшарпанном паркете.
… миллионы раз мне нуждалось, жаждалось, требовалось спросить.
И никогда, нигде и ни у кого не спрашивалось.
Годы.
Уже десятилетия.
… а почему?
- Нет. Конечно, нет… И упаси вас.
… Блин!
Тьфу ты!!!
Но…
А ведь и… действительно.
Фуууууууууух.
- А зачем завтра приносить?
Старик посмотрел на меня, так что у меня опять вспотели подмышки.
И наконец чихнулось.
Старик усмехнулся и двинув, обратно по коридорчику к томатам и нагану, бросил через плечо и дым:
- А я почитаю.
(zestanoyjoker) 15 августа 2006 года |
| --- |
|
|